Цитата: Дарья от 17.05.2017, 02:38

И все-таки если посмотреть на Мышкина как на отдельного человека: чего в нем недостает, не считая слабости воли? В связи с этим размышляла о «Рыцаре бедном». Выходит странная ситуация: Аглая при чтении и предваряющем его объяснении подменяет смысл стихотворения (делает ли с ней вместе это Достоевский? Я не думаю, что он не осознавал сам подмены). Реакция князя на чтение необычна: до рассказа Аглаи и чтения, услышав о стихотворении вначале он чувствовал смущение, как будто знал его исходное содержание и пытался соотнести с ситуацией. Аглая дает объяснение своего видения текста:

— Потому глубочайшее уважение, — продолжала также серьезно и важно Аглая в ответ почти на злобный вопрос матери, — потому что в стихах этих прямо изображен человек, способный иметь идеал, во-вторых, раз поставив себе идеал, поверить ему, а поверив, слепо отдать ему всю свою жизнь. Это не всегда в нашем веке случается. Там, в стихах этих, не сказано, в чем собственно состоял идеал «рыцаря бедного», но видно, что это был какой-то светлый образ, «образ чистой красоты», и влюбленный рыцарь, вместо шарфа, даже четки себе повязал на шею. Правда, есть еще там какой-то темный, недоговоренный девиз, буквы А, Н, Б, которые он начертал на щите своем…

Вот два текста рядом:

Жил на свете рыцарь бедный,       | Жил на свете рыцарь бедный 
Молчаливый и простой,             | Молчаливый и простой, 
С виду сумрачный и бледный,       | С виду сумрачный и бледный,
Духом смелый и прямой.            | Духом смелый и прямой. 

Он имел одно виденье,             | Он имел одно виденье, 
Непостижное уму,                  | Непостижное уму, — 
И глубоко впечатленье             | И глубоко впечатленье 
В сердце врезалось ему.           | В сердце врезалось ему.

Путешествуя в Женеву,             |
На дороге у креста                |
Видел он Марию Деву,              |
Матерь Господа Христа.            |

С той поры, сгорев душою,         | С той поры, сгорев душою, 
Он на женщин не смотрел,          | Он на женщин не смотрел, 
И до гроба ни с одною             | Он до гроба ни с одною 
Молвить слова не хотел.           | Молвить слова не хотел. 

С той поры стальной решетки       | Он себе на шею четки 
Он с лица не подымал              | Вместо шарфа навязал, 
И себе на шею четки               | И с лица стальной решетки
Вместо шарфа привязал.            | Ни пред кем не подымал, 

Несть мольбы Отцу, ни Сыну,       |
Ни святому Духу ввек              |
Не случилось паладину,            |
Странный был он человек.          |
 
Проводил он целы ночи             |
Перед Ликом Пресвятой,            |
Устремив к Ней скорбны очи,       |
Тихо слезы лья рекой.             |

Полон верой и любовью,            | Полон чистою любовью, 
Верен набожной мечте,             | Верен сладостной мечте,
Ave, Mater Dei кровью             | А. М. D. своею кровью 
Написал он на щите.               | Начертал он на щите. 

Между тем как паладины            | И в пустынях Палестины, 
Ввстречу трепетным врагам         | Между тем как по скалам 
По равнинам Палестины             | Мчались в битву паладины,
Мчались, именуя дам,              | Именуя громко дам, 

Lumen coelum, sancta Rosa!        | Lumen coeli, sancta Rosa! 
Восклицал всех громче он,         | Восклицал он дик и рьян, 
И гнала его угроза                | И как гром его угроза 
Мусульман со всех сторон.         | Поражала мусульман... 

Возвратясь в свой замок дальный,  | Возвратясь в свой замок дальный, 
Жил он строго заключен,           | Жил он, строго заключен, 
Все влюбленный, все печальный,    | Все безмолвный, все печальный, 
Без причастья умер он;            | Как безумец умер он. 

Между тем как он кончался,        | 
Дух лукавый подоспел,             |
Душу рыцаря сбирался              |
Бес тащить уж в свой предел:      |

Он-де Богу не молился,            |
Он не ведал-де поста,             | 
Не путем-де волочился             | 
Он за матушкой Христа.            |

Но Пречистая сердечно             |
Заступилась за него               |
И впустила в Царство вечно        | 
Паладина Своего.                  |

После чтения «что-то тяжелое и неприятное как бы уязвило князя». Было ли тут дело в напоминании о Настасье Филипповне (первый план), или в сущностном искажении стиха видится и прозрение об ошибочности его пути. Он как бы почти тот самый «рыцарь бедный», вот только не совсем — на его щите имя Настасьи Филипповны (а хоть бы и А.И.Е. было!), а не «Ave, Mater Dei».

В чтении Аглаи полностью опущена духовная составляющая, и повязанные на шею четки, а также девиз рыцаря, повисают в воздухе как непонятное чудачество, «недоговоренный девиз».

И «странность» князя, его попытка жить по существу, оказывается тоже как бы недоговоренной.

— Вы очень обрывисты, — заметила Александра, — вы, князь, верно хотели вывести, что ни одного мгновения на копейки ценить нельзя, и иногда пять минут дороже сокровища. Все это похвально, но позвольте однако же, как же этот приятель, который вам такие страсти рассказывал… ведь ему переменили же наказание, стало быть, подарили же эту «бесконечную жизнь». Ну, что же он с этим богатством сделал потом? Жил ли каждую-то минуту «счетом»?
— О, нет, он мне сам говорил, — я его уже про это спрашивал, — вовсе не так жил и много, много минут потерял.
— Ну, стало быть, вот вам и опыт, стало быть, и нельзя жить взаправду, «отсчитывая счетом». Почему-нибудь да нельзя же.
— Да, почему-нибудь да нельзя же, — повторил князь, — мне самому это казалось… А все-таки, как-то не верится…
— То-есть вы думаете, что умнее всех проживете? — сказала Аглая.
— Да, мне и это иногда думалось.
— И думается?
— И думается, — отвечал князь, попрежнему с тихою и даже робкою улыбкой смотря на Аглаю; но тотчас же рассмеялся опять и весело посмотрел на нее.

Получилось ли у князя «прожить умнее всех»? Его предложение брака Настасье Филипповне, как отмечает Достоевский, стало причиной ее болезненного состояния: «Все утверждали потом, что с этого-то мгновения Настасья Филипповна и помешалась». Потом, уже во второй части книги, князь будет говорить Рогожину о своих планах относительно нее, и они никак не связаны с браком:

Ехал же я сюда, имея намерение: я хотел ее, наконец, уговорить за границу поехать для поправления здоровья; она очень расстроена и телом, и душой, головой особенно, и, по-моему, в большом уходе нуждается. Сам я за границу ее сопровождать не хотел, а имел в виду все это без себя устроить.

Князь ехал предупредить ее не идти замуж за Ганю, при открывшихся ему обстоятельствах, то есть начинает с жалости, сострадания. Предложение брака звучит очень «по-рыцарски» (в Аглаином прочтении стихотворения), и по-человечески меня очень восхищает. Но это восторг в духе того же восторга «ух, вот это да!», с каким говорят про Рогожина, доставшего деньги под бешеный процент, и про Настасью Филипповну, которая их хотела сжечь.

А разумнее всех говорит, на удивление, Дарья Алексеевна:

— Настасья Филипповна, полно, матушка, полно, голубушка, — не стерпела вдруг Дарья Алексеевна, — уж коли тебе так тяжело от них стало, так что смотреть-то на них! И неужели ты с этаким отправиться хочешь, хоть и за сто бы тысяч! Правда, сто тысяч, ишь ведь! А ты сто тысяч-то возьми, а его прогони, вот как с ними надо делать; эх, я бы на твоем месте их всех… что в самом-то деле!
Дарья Алексеевна даже в гнев вошла. Это была женщина добрая и весьма впечатлительная.

То есть получается, что проблема не только в недостатке воли, но и в ошибочном направлении даже имеющейся? Князь ввязывается во всю эту авантюру с женитьбой без разумения, и вокруг него закручивается клубок страстей, которые, честно говоря, непонятно как вообще развязать, если только не устраниться от него вообще и с самого начала.