Навигация Форума
Митр. Гурий (Егоров)
Опубликована страница, посвященная митрополиту Гурию (Егорову), исповеднику веры и одному из самых достойных архипастырей ХХ века, который бывал во второй половине 1940-х годов в потаенной общине схиигуменьи Марии, занимающей важное место в воспоминаниях С. И. Фуделя.
Митр. Гурий был одним из основателей и руководителей известного Александро-Невского братства (1918—1932), а в сане епископа Ташкентского и Среднеазиатского способствовал собиранию в Фергане духовных детей сщмч. Сергия Мечёва.
Все-таки, при всем уважении к митр. Иоанну, от одного места в его воспоминаниях меня коробит:
Владыке Гурию в бытность его архимандритом пришлось испытать много трудностей, высоко поддерживая знамя церковности и следуя той линии, которая была указана Патриаршим Местоблюстителем Митрополитом Сергием.
Вспоминается старый анекдот: » — Почему линия партии всегда прямая?» Не был митрополит Сергий местоблюстителем!
Но нет ли здесь («читающий да разумеет») второго смысла? Ниже, когда говорится о богословских работах «патриарха Сергия», тон нейтральный, а здесь вдруг четыре заглавных буквы подряд, но только не назван митрополит Сергий патриархом.
На самом деле было бы интересно посмотреть на ту аргументацию, которой пользовались не отложившиеся в то время от митр. Сергия руководители Александро-Невского братства (в статье о митр. Гурии указывается, что они переписывались с лидерами иосифлянского движения). И изменилось ли что-то в его отношении и отношении митр. Иоанна (Вендланда) к этой ситуации впоследствии? Ведь одно дело — писать и говорить что-то в 1927-1928 гг., когда было непонятно, к чему приведет «та линия, которая была указана» митр. Сергием, а другое дело — смотреть на ситуацию 1950-х и 1960-х…
Пока я нашла только небольшую зацепку; М.В. Шкаровский пишет, что письмо архим. Льва (Егорова) к митр. Иосифу (Петровых) не сохранилось, но сохранилось ответное письмо, вот оно полностью:
Дорогой Отче! До последнего времени я думал, что мой спор с М<итрополитом> Сергием окончен и что, отказавшись дать себя принести в жертву грубой политике, интриганству и проискам врагов и предателей Церкви, я смогу отойти спокойно в сторону, добровольно принеся себя в лучшую жертву протеста и борьбы против этой гнусной политики и произвола. И я был совершенно искренен, когда думал и говорил, «что ни на какой раскол я не пойду» и подчиняюсь беззаконной расправе со мной — вплоть до запрещения и отлучения, уповая на одну правду Божию. Но оказалось, что жизнь церковная стоит не на точке замерзания, а клокочет и пенится выше точки простого кипения. Мое маленькое «дело» вскоре же оказалось лишь малой крупицей столь чудовищного произвола, человекоугодничества и предательства Церкви интересам безбожия и разрушения этой Церкви, что мне оставалось удивляться отселе не только одному своему покою и терпению, но теперь уже приходится удивляться и равнодушию или слепоте всех других, которые еще полагают, что попустители и творцы этого безобразия творят дело Божие, «спасают» Церковь, управляя ею, но дело выходит наоборот, они грубо оскорбляют ее, издеваются над нею, вписывают себя в число ее врагов, себя откалывают от нее, а не они откалывают тех, которые не могут терпеть далее этой вакханалии грубого насилия и безобразно-кощунственной политики.
Может быть, я терпел бы и это. Моя-де хата с краю, как теперь Ваша. Но, дорогой Отче, я вдруг с особой болью стал чувствовать и себя в значительной мере ответственным за несчастия Церкви. Ведь, как Вам не безызвестно, я — один из Заместителей Патриаршего Местоблюстителя, который связан страдальческим долгом не просто заменить арестованного предшественника, но быть ему и свободным предостережением на случай замены в возможности духовного падения. Конечно, такое падение должно бы в нормальных условиях жизни церковной сопровождаться и судом, и соборным решением. Но какой суд и соборное решение возможны теперь при настоящих условиях жизни. И каким судом и соборным решением с Архиереем, со мною, учинена расправа, допустимая по правилам лишь при большом грехе с моей стороны. Почему же, требуя суда и соборного решения в одном случае, Вы допускаете отсутствие их в другом?
Не есть ли такой аргумент тоже благодарный материал для отдела несообразностей в логическом задачнике? Погодите, придет, — мы надеемся, — время, когда будем говорить о наших событиях и судьбах. И кто тогда будет более обвиняемым, еще большой вопрос. А пока дело обстоит так: мы не даем Церкви в жертву и расправу предателям и гнусным политиканам и агентам безбожия и разрушения. И этим протестом не сами откалываемся от нее, а их откалываем от себя и дерзновенно говорим: не только не выходили, не выходим и никогда не выйдем из недр истинной Православной Церкви, а врагами ее, предателями и убийцами ее считаем тех, кто не с нами и не за нас, а против нас. Не мы уходим в раскол, не подчиняясь М<итрополиту> Сергию, а Вы, ему послушные, идете за ним в пропасть Церковного осуждения. Мы зовем Вас и укрепляем Ваши силы на борьбу за независимость Церкви только совсем не так, как Вы полагаете должным. Не согласием с поработителями этой Церкви и убийцами ее святой независимости, а громким и решительным протестом против всякого соглашательства, лицемерия и лживых компромиссов предательства ее интересам безбожного мракобесия и ожесточенной борьбы со Христом и Его Церковью.
Неужели Вы не видите несогласимое ничем противоречие и несообразность в вашей дилемме: «Снимаете ли Вы с нас послушание Вам тем, что уходите в раскол, или, подчиняясь М<итрополиту> Сергию, укрепляете и в нас силы на борьбу за независимость Св. Церкви». Я ухожу в раскол?! Подчинение Сергию — борьба за независимость Церкви?! Что вы говорите, милый мой! Да над этим посмеется любая Ленинградская старуха!
Может быть, не спорю, Вас пока больше, чем нас. И пусть «за мной нет большой массы», как Вы говорите. Но я не сочту себя никогда раскольником, хотя бы и оставался и в единственном числе, как некогда один из св. исповедников. Дело вовсе не в количестве. Не забудьте ни на минуту этого: «Сын Божий, когда вновь придет, найдет ли вообще верных на земле?» И может быть, последние «бунтовщики» против предателей Церкви и пособников ее разорения будут не только не Епископы и не Протоиереи, а самые простые смертные, как и у Креста Христова Его последний страдальческий вздох приняли немногие близкие Ему простые души.
Итак, дорогой Отче, не судите меня строго, особенно Вашим Вальсамоном. Полагаю, что он был далеко не то, что сами авторы св. правил в понятном каждому смысле и без толкователей, и что во всяком случае этот Вальсамон не может быть авторитетным и верным толкователем наших событий, не предусмотренных никакими толкователями и правилами.
Не судите же меня строго и четко усвойте следующее:
1. Я отнюдь не раскольник и зову не к расколу, а к очищению Церкви от сеющих истинный раскол и вызывающих его.
2. Указание другому его заблуждений и неправоты не есть раскол, а попросту говоря — введение в оглобли разнуздавшегося коня.
3. Отказ принять здравые упреки и указания есть действительно раскол и попрание истины.
4. В строении Церковной жизни участники — не одни только верхушки, а все тело Церковное, и раскольник тот, кто присваивает себе права, превышающие его полномочия, и от имени Церкви дерзает говорить то, чего не разделяют остальные его собратия.
5. Таким раскольником показал себя Митрополит Сергий, далеко превысив свои полномочия и отвергнув и презрев голос многих других святителей, в среде коих и сохраняется чистая истина.
6. Вскользь Вы упоминаете, что в числе путей к истине Христос указал нам еще один новый путь: «да любите друг друга», каковый путь, по-видимому, вы считаете упущенным из виду при моих действиях. На это я Вам напомню, Отче, дивное заключение Митрополита Филарета в слове о любви ко врагам: «Гнушайтесь убо врагами Божиими, поражайте врагов отечества, любите враги ваша». Аминь». (Т. 1, стр. 285. Слово в Нед. 19. Ср. еще Апостола любви Иоан. 1, 10-11).
Защитники М<итрополита> Сергия говорят, что каноны позволяют отлагаться от Епископа только за ересь, осужденную собором; против этого возражают, что деяния М<итрополита> Сергия достаточно подводятся и под это условие, если иметь в виду столь явное нарушение им свободы и достоинства Церкви, единой, Святой, Соборной и Апостольской.
А сверх того, каноны ведь многое не могли предусматривать. И можно ли спорить о том, что хуже и вреднее всякой ереси, когда вонзают нож в самое сердце Церкви — ее свободу и достоинство. Что вреднее: еретик или убийца?
«Да не утратим по малу, неприметно, той свободы, которую даровал нам Кровию своею Господь наш Иисус Христос, Освободитель всех человеков» (8 прав. III Вселенского Собора).
М<итрополит> I<осиф>
(Архив УФСБ СПб. Д. П-78806. Т. 3. Л. 174 об.-177; Польский М., протопресв. Новые мученики Российские. Ч. 2. С. 7-8.)