Форум

Пожалуйста or Регистрация для создания сообщений и тем.

Священник Валентин Свенцицкий

Поскольку тема апологетики меня волнует, я взял почитать «Диалоги» отца Валентина Свенцицкого (1881—1931), которого Сергей Иосифович упоминает, когда пишет о тёмном двойнике церкви и о монастыре в миру.Между прочим, в книге (М.: Благовест, 2014), указано, что он — протоиерей, а на схеме — священник. http://fudel.ru/circle/ Может быть, нужно уточнить?

Книга написана она в 1928 году, во время ссылки в Сибирь. Мне она показалась очень интересной. Это один из примеров «положительной» апологетики, то есть попыток раскрыть для человека ищущего, но сомневающегося, церковное мировоззрение.

При этом о. Валентин придерживается очень ценного принципа: он старается опереться на положительный опыт человека, на уже имеющееся предощущение добра, любви, справедливости… А это предполагает заинтересованное и уважительное отношение к собеседнику. Получается, человек церковный в человеке ищущем видит уже носителя и свидетеля Истины, и только немного дополняет собеседника: то, что тот предощущает, начинает раскрываться полнее… Второй важный принцип — постепенное изложение: нужно не зазубрить «истины веры», а воспринять их. Тут есть важные шаги: допустить возможность того, что весть о Боге, Христе и Его Воскресении истинна, проверить христианство (убедительно ли оно?) и опытно удостовериться в происходящем.

Очень важен выбор тем:

1) О бессмертии (вопрос о самой возможности «невидимого мира», в том числе «добра», «справедливости», «истины»)

2) О Боге (о христианском мировоззрении и отличии веры от идеализма)

3) Об искуплении (соответственно, Христе, о грехе, спасении)

4) О Церкви. Очень важная глава. Мне кажется, то, что она оказывается именно на этом месте — важнейшая заслуга о.Валентина! Классические «апологетики» (они же — курсы «Основного богословия») построены по-другому: они излагают «правильное мировоззрение», а отец Валентин подводит собеседника к Православной Церкви в ее конкретике как Телу Христову и дому Духа Святого. Естественный вывод для читателя — идти и искать верующих людей. Это очень напоминает самосознание первохристиан: «каждый день стремись иметь общение со святыми <т.е. с верными христианами>».

5) И дальше о жизни Церкви: о таинствах, о законе и благодати, о монашестве, о промысле и свободе воли, о прогрессе и конце мировой истории.

6) И снова о главном — не случайно Фудель вспоминал о. Валентина когда говорил о «монастыре в миру» как о продолжении «вечно живого и никогда не прекращающегося первохристианства» — о духовной жизни.

 

Было бы, кстати, замечательно, если бы появилась статья об отце Валентине: он прошел очень непростой путь и написал несколько важных и характерных книг.

Спасибо, Даниил! После вашего поста я заинтересовалась личностью и трудами о.Валентина (Свенцицкого). Помимо «Диалогов» (которые сейчас еще прочитаны не до конца) я прочла его раннюю книгу «Граждане неба. Мое путешествие к пустынникам Кавказских гор» —  заметки о подвижниках начала XX в. О.Валентин написал эту книгу в 1915 году, после путешествия на Кавказ. О.Валентин с самого начала этого путешествия к монахам-отшельникам (это монахи, которые ушли из монастыря, от общежительной жизни, жить уединенно) понимал, что этот путь не его, но искал он, по-видимому, не форму, а содержание духовной жизни, которое едино и для монаха, и для человека, жаждущего жить по евангелию вне монастырских стен: «…я не чувствую в «мирской жизни» ничего гибельного. Если я делаю что-либо дурное — всегда виноват сам, а вовсе не «мирская жизнь». И пока, по крайней мере, я вижу определенную возможность жить в миру полной, осмысленной, хорошей жизнью. Зачем же мне бежать от мира, от тех людей, которых я люблю, от той деятельности, к которой чувствую призвание? И куда бежать? Бежать туда, где жизнь сама по себе, несомненно, в своем роде прекрасна, но мне совершенно недоступна». Пусть внутренне ему не до конца было понятно, зачем идти на высокие опасные горы в поисках полного уединения и безмолвия, понять разумом такие вещи невозможно, нужно захотеть войти в эту жизнь: «Через несколько дней, уже на Брамбских горах, я узнал об о. Трифиллии нечто такое, что опять на одно мгновение осветило мне внутреннюю, скрытую сторону его жизни. Зашла речь о пустынных местах Кавказских гор. Пустынники говорили, что трудно найти такое место, куда бы не заходил никто, даже пастухи, и можно было бы жить в полном уединении и безмолвии. — Вот о. Трифиллий, — сказали они, — все горы обошел, на самые вершины взбирался, где вечный снег лежит, и ничего кроме мха на скалах не растет, и не нашел такого места. Всюду, хоть поблизости, а пастухи заходят. — Зачем же он искал такое пустынное место? — Хотел келью построить, чтобы жить в полном безмолвии, чтобы не мешал никто… И, по-видимому, пустынников нисколько не удивляло, что толстый хозяйственный о. Трифиллий исходит горы в поисках безмолвия! А для меня это было так же странно, как босые ноги его и схима на нем с крестами и изображением человеческих костей…»

Но главное то, что о.Валентин увидел истину и подлинность жизни этих людей, которые служат только одному Богу, стремящихся только к одному — к Богопознанию. И получил через них очень большое духовное богатство, силы и желание начать новую жизнь в служении Богу, что и осуществил, рукоположившись в такое смутное для Церкви время : «Я вспомнил, как прощался с пустынниками на горах. И чувство свое, что одна жизнь кончилась, наступает другая… Да, пустыня осталась там! Прекрасная, великая, сосредоточенная в своем напряженном порыве к Богу… И невольно хотелось сказать словами псалма:— Скажи мне, Господи, путь, воньже пойду!..».

 

 

В этой же книге о.Валентина («Граждане неба. Мое путешествие к пустынникам Кавказских гор») есть один момент, который меня «удивил» — это рассказ собственно пустынников о монастыре, устроение которого они знали, конечно, изнутри, потому что каждый из них, прежде чем уйти на горы, провел в монастыре по 10-15 лет. Рассказ этот нелестный и говорит о печальном состоянии, в котором были монастыри в начале XX в. Я так понимаю, это было характерно не только для конкретного монастыря на Кавказе, а некоторой общей тенденцией в т.ч и в России, как один из результатов синодального периода в жизни Церкви.

После вечерни мы сидели на «заваленке» кельи и разговаривали до поздней ночи.

Вечер был чудесный. Облака прошли и перед нами открылись самые дальние вершины гор.

Как только зашло солнце за горы, — лес потемнел и, как рамой, обвел черными зубцами бледно-розовое, яркое небо. А поляна угасала медленно, точно нехотя. Долго в вечерних сумерках играли на ней последние отблески зари.

— Нас, пустынников, осуждают за самочинное спасание, — говорил о. Исаакий, — а не знают того, что и в монастырях спасание тоже самочинное.

— То есть, как? — спросил я.

— Без руководства… Теперь вся монастырская жизнь превращена в послушание или, другими словами, в хозяйственные заботы, в мирские дела. «Послушание», как необходимый путь духовного развития, мы не отрицаем. Но в монастыре послушание совсем не то: это просто та или иная должность, которую необходимо исполнять в сложном монастырском хозяйстве. «Послушание» дается не сообразно с душевным состоянием послушника, а сообразно с хозяйственной надобностью монастыря… Конечно, живут в монастыре и духовной жизнью, но больше тайно, келейно. Стараясь, чтобы не заметили окружающие, — а то помешают. Вот и выходит «самочинное спасание»…

— Почему же могут помешать? — удивился я.

— Даже обязательно, нарочно помешают, — горячо вступился о. Сергий; очевидно, это было его больное место, — в монастыре, как только заметят в послушнике ревность к молитве, к духовной жизни, — сейчас «послушание!» Что, мол, это за святой выискался, а ну-ка его куда-нибудь на огород, или на плантации, пусть свою «святость» разгонит… В мою бытность на Новом Афоне сколько молодых послушников перед глазами прошло. В монастырь заходили, как ангелы, а пройдет три, четыре года — все послушание, да послушание, никакого руководства в духовной жизни, никакой заботы об этом, никакого поощрения; гоняют с виноградников на скотный, со скотного в пекарню, — и вот делается человек, совсем мирской, — с горечью сказал о. Сергий, — надо бы на первом месте церковь, а на втором послушание, а им лишь бы хозяйство хорошо шло, да работник хороший был, а церковное больше даже мешает им…

— Да, это так, — снова подтвердил о. Исаакий, — слов нет, и в монастырях есть люди духовной жизни, но жизнь их сама по себе идет, чаще всего монастырь об ней и не знает. Зато и случается так: выбьется человек из своей колеи и некому его поддержать. У нас на Новом Афоне такой случай был:

Лет двадцать пять жил там один монах. К молитве очень был ревностный. Я близок с ним был и знал, что жизнь он ведет духовную, правил держится хороших, — ну, словом, настоящий монах. Послали его по делам в Петербург. Раз, два, — пришлось пожить там сначала немного, потом побольше. И, вот, рассеялся человек. Никак не соберет себя. Дальше больше, дальше больше… Через несколько лет снова пришлось жить на Новом Афоне безвыездно. Но прежнего вернуть не может. И впал в отчаяние. Раз прихожу я к нему, — он мне все это и рассказывает. Двадцать пять лет, говорит, работал над собой и что же теперь, опять все сначала? Ничего не осталось! Неужели же эти годы прошли зря? И что теперь делать мне? И сил уж нет прежних, и ревности нет прежней… Вся жизнь прошла. Скоро умирать надо. Когда же я теперь снова пройду весь путь. — Ничего не поделаешь, — говорю ему: — коли уж такое несчастье случилось: надо начинать снова. А уж остальное, как Господь… Может силы даст, может жизнь продлит… И вот послушался он. Стал помаленьку, помаленьку налаживаться… А тут вскоре и умер. Умер ничего, покойно, хорошо…

 

 

 

К тому же периоду, что и книга «Диалоги», относятся некоторые письма о.Валентина из ссылки, 1928 год.  Адресованы они о.Никодиму, который после ареста о.Валентина принял настоятельство в храме свят. Николая Чудотворца на Ильинке («Никола Большой Крест»). Они касаются устроения богослужебной жизни в храме среди его духовных чад. Можно выделить несколько основных моментов из них, чтобы понять, какой путь прошел и сам о.Валентин за свою жизнь и что он видел созидающим для своей паствы:

  1. Богослужения совершались при открытых Царских вратах (если я правильно поняла это место): «Никаких богослужений при закрытых дверях прошу Вас более не допускать. Если кто-либо из имеющих право совершать богослужение в православном храме пожелает совершать богослужение, Вы можете разрешить это по своему усмотрению, но в обычном порядке. 22/XI — 28 г».
  2. Таинство исповеди совершалось либо до начала литургии либо в другое время в будние дни на неделе: «Мне сообщили, что Вы иногда исповедуете во время Литургии, и не только, когда сами не служите, но и когда служите. Самым решительным образом прошу Вас этого не делать. Я долго воспитывал своих прихожан и внушал им, что во время Божественной Литургии совершенно недопустимо исповедывать.1) Свящ[енник] не имеет права выйти во время Литургии из алтаря. 2) Он не может пропустить без должного молитвенного внимания ни одного слова. 3) Если он сам не служит — он не может допустить, чтобы исповедующийся был на время исповеди отвлечён от Литургии исповедью. Я допускаю: 1) как исключение исповедь прислуживающих в алтаре. Во–первых, потому, что они почти клирики. И во–вторых, потому, что исповедь происходит в алтаре, близь престола. 2) Исповедь во время ранней обедни для причащения за поздней, т[ак] как не считаю обязательным выстаивание двух литургий (скорее считаю даже это нежелательным). Тракт-Ужет. 22/IX — 28 г.». «Подтверждаю ещё раз, чтобы во время Божественной Литургии не исповедовать. Чтобы вовремя начинать Литургию, перенесите причащение часто причащающихся на будни. 22/XI — 28 г.».
  3. Особое внимание уделялось Уставу. Одним из важных сторон духовного устроения своих духовных чад о.Валентин считал их участие в подлинном богослужении, возвращение к уставному богослужению, но относился к Уставу не буквально, а соизмеряя его с живой жизнью Церкви: «пренебрежительное отношение к уставу ведёт к беспринципности, а трафаретное его исполнение — к буквоедству; надо иметь чуткость, чтобы правильно установить грань и не перейти ни в одну, ни в другую крайность. <…> Чтобы решить, как служить всенощную, недостаточно развернуть Типикон и получить механическую справку, что на этот день «положено», а потом распорядиться, чтобы все уже и исполнили. Надо принять в соображение всё: и духовное состояние паствы, и её — известное по исповеди — переживание в церкви, и келейное правило, и домашнюю жизнь. Может быть, я не создал «совершенной» богослужебной нормы, но, во всяком случае, чтобы отменять её, надо серьёзное духовное основание, а не простая справка по Типикону. Я борюсь с такими механическими справками. 5/X — 28 г.».
  4. В храме непосредственно священникам не платили за требы, это был принципиально важный момент, клирос тоже был «не на зарплате», а состоял из прихожан храма, многое другое в храме также делалось самими прихожанами и тоже «безвозмездно» (Свенцицкая М. Отец Валентин // Надежда. Франкфурт на/М. 1984. Вып. 10. С. 204): «Молитва — это одно. Деньги — это другое. Деньги необходимы для пропитания. Но надо решительно разрушить ту безобразную форму, «оплату» молитвы, которая вошла в наш церковный быт. С Божией помощью мы это осуществляем. Тракт–Ужет. 22/IX — 28 г.». «Кто хочет участвовать в материальном обеспечении жизни причта — пусть кладёт, что может, в кружку. 22/XI — 28 г.».

Помимо этого, духовная жизнь паствы о.Валентина характеризовалась частым причащением, строгим соблюдением постов, исполнением келейных молитвенных правил. В основе всего лежало послушание. Цель о.Валентина была в том, чтобы привести своих духовных чад к созиданию стен монастыря, но «монастыря внутреннего порядка», чтобы люди, живущие среди мира, от него не зависели, а стремились к полному воцерковлению всей своей жизни.

 

Спасибо Вам, Анастасия, за интересные выдержки! Я немного недопонял одно место:
Цитата: Настя Т. от 31.07.2017, 00:48
  1. Богослужения совершались при открытых Царских вратах (именно это место я не понял или понял не так): «Никаких богослужений при закрытых дверях прошу Вас более не допускать. Если кто-либо из имеющих право совершать богослужение в православном храме пожелает совершать богослужение, Вы можете разрешить это по своему усмотрению, но в обычном порядке. 22/XI — 28 г».

Кажется, выражение «при закрытых дверях» обычно обозначает мероприятие, куда не пускают посторонних. То есть получается, что у них в храме была «закрытая» служба? Судя по контексту, служил кто-то другой («из имеющих право совершать богослужение») — о ком может идти речь?

Цитата: Настя Т. от 31.07.2017, 00:36

— Без руководства… Теперь вся монастырская жизнь превращена в послушание или, другими словами, в хозяйственные заботы, в мирские дела. «Послушание», как необходимый путь духовного развития, мы не отрицаем. Но в монастыре послушание совсем не то: это просто та или иная должность, которую необходимо исполнять в сложном монастырском хозяйстве. «Послушание» дается не сообразно с душевным состоянием послушника, а сообразно с хозяйственной надобностью монастыря… Конечно, живут в монастыре и духовной жизнью, но больше тайно, келейно. Стараясь, чтобы не заметили окружающие, — а то помешают. Вот и выходит «самочинное спасание»…

Спасибо, Настя, за цитаты из текстов о. Валентина. Я о нем слышала, но ничего не читала. Приведенные выше слова трогают за живое: что же это за руководство такое, которое помогает устроить жизнь человека, послушника, сообразно его «душевному состоянию». Как хозяйственные «послушания» могут вредить? рассеивать? Читала недавно, что игумен Герман, строитель Зосимовой пустыни, ее последний настоятель, специально устраивал жизнь монастыря так, чтобы физические нужды не отвлекали от главного: «старался внешнее созидание монастыря направить так, чтобы оно способствовало внутреннему устроению братии». Видимо, о том же речь. Или у аввы Дорофея:  

Итак, если вы делаете какое–либо дело и хотите совершенно и всецело исполнить его, то постарайтесь исполнить самое дело, что, как я сказал, есть восьмая часть искомого, и вместе сохранить свое устроение неповреждённым, что составляет три восьмых с половиною

Анастасия, Даниил, большое спасибо за Ваши рассказы об о. Валентине Свенцицком. Я тоже много о нем слышала, но ничего не читала из его книг. Очень интересно и его путешествие на Кавказ к пустынникам, и то, какое значение имело для его дальнейшей жизни общение с ними. Пронзительными показались слова о том, что в монастыре есть люди, живущие духовной жизнью, но о них ничего неизвестно, потому что если узнают, то могут этой жизни и помешать. Люди такой жизни как бы сами по себе («жизнь их сама собой идет»). Это наводит на мысль об одиночестве человека даже не в данном конкретном монастыре, но часто в церковной жизни. И далее говорится о том, что если человек выбьется из колеи, то и некому его поддержать. Это кажется удивительно жизненным и актуальным и в наше время — как часто человек в Церкви оказывается одиноким и оказывается не в силах один справиться с наступающим на него миром с его страстями, которые есть страсти и самого человека и есть в нем самом.

Хочется вспомнить слова Сергея Иосифовича из «Церкви верных»:

«Дух Церкви — это благодать Святого Духа, невидимо и таинственно действующая». Святая Церковь есть единство и радость в Боге облагодатствованных Им людей. Она есть вселенская дружба учеников Христовых. «Вы друзья Мои» — было сказано в ночь основания Церкви. Ночью была основана Церковь, на пороге страданий, и долгая светозарная ночь — ее благодатный исторический путь. Человеку нет большей радости в пустыне пути, как увидеть, что он не один, что кругом, как после Двенадцати Евангелий в Великий четверг, идут со свечами люди. Это и есть Церковь, — пустыня пути открывается Церковью. «Процвела есть пустыня, яко крин. Господи, языческая неплодящая церковь, пришествием Твоим, в ней же утвердися мое сердце». «Веселится о Тебе Церковь Твоя, Христе, зовущи: Ты моя крепость, Господи, и прибежище, и утверждение».

Удивителен в этом отношении и отмеченный Даниилом факт, что глава о Церкви в «Диалогах» оказывается на своем месте. Она оказывается «в середине»: человек сначала получает откровение о Боге, о какой-то иной жизни. Эта иная жизнь начинает раскрываться для человека в Церкви как общении верующих людей друг с другом, собрании «учеников Христовых».И затем говорится снова о духовной жизни, жизни св. Духа, который живет в Церкви и который верующие призваны иметь.

 

Жаль, что в настоящее время,  чрезвычайно редко  можно встретить священника так проживающего Литургию, и научающего прихожан к глубокому её восприятию.

Прочитав этот пост, решил посмотреть книгу «Диалоги» и увлекся, прочитав ее. Вначале как-то наигранность диалога не понравилась, но после очень хорошее впечатление производит, именно правильным введением в православное мировоззрение. Очень актуально для нашего времени, все же сейчас очень многие мировоззренческие позиции современного общество серьезно изменились, и именно с них данная книга может помочь «соскочить» ищущему человеку, да и уже уверовавшему, и увидеть подлиную Церковь. Многие вещи в порядок привились  в голове.

Меня поразила  не столько сама книга, а, как не странно, личность самого Свенцицкого, как то она мне раскрылась через эту книгу, стоит наверно другие книги его посмотреть. Спасибо, что открыли его.