Источник: КИФА №12(102), сентябрь 2009 г.
С Сергеем Иосифовичем я познакомился в начале 1970-х заочно, через его книги, которые мне давал Николай Евграфович Пестов (+1982), известный церковный писатель. Самиздатские страницы этих книг («Воспоминания об отце», «Церковь верных», «Свет Церкви», «О Флоренском» и др.) просто обжигали: такого о Церкви и отдельных людях в ней я, конечно, не только не читал, но и не представлял себе. А скоро получилось и познакомиться. Мой крестный Георгий Кочетков (ныне – священник) поговорил об авторе этих книг с внучкой Николая Евграфовича Катей, узнал, что автор, как ссыльный, живет за 100-м километром от Москвы, в г. Покрове Владимирской области, сильно нуждается, и решил организовать в нашем тогда небольшом молодежном круге сбор средств на помощь ему. Мы собрали, по нашим масштабам, не так уж мало. Но, зная, что купить хорошие продукты в Покрове невозможно, загрузились ими в Москве и поехали, взяв рекомендательное письмо от Николая Евграфовича, – Георгий и я. Запомнились убогость провинциального маленького городка (вдобавок – еще и жуткое название улицы, на которой жил С.И.: «Больничный проезд»), бедная обстановка в его доме, абсолютно пустой холодильник… И, как явление иного мира, особенно контрастное в этой обстановке, – большая Тихвинская икона Божией Матери в углу.
Первая наша встреча с С.И. была не очень долгой. Несмотря на письмо, он был крайне осторожен, и разговора не получилось. Впоследствии наши визиты с продуктами не раз повторялись, беседы наладились, хотя, все равно, книги говорили об их авторе гораздо больше, чем он сам о себе. Зато удивительно просто и открыто общалась с нами его жена, Вера Максимовна, с которой мы подружились, несмотря на разницу в возрасте.
Вспоминаются несколько эпизодов нашего знакомства, длившегося до самой его кончины в марте 1977 г. Однажды он показал мне свою книгу «У стен Церкви», еще не вышедшую «в тираж» (т.е. не размноженную на машинке). К ней он приложил маленькую черно-белую фотографию со знаменитой иконы Дионисия «Распятие» (нач. XVI в., из Павлово-Обнорского монастыря, ныне в Третьяковской галерее). Тело Спасителя на ней необычайно вытянуто, почти бесплотно, что передает и ощущение реальности Его страданий и, в то же время, преображения их, явления через них славы Божией. На клочке бумаги С.И. написал: «Это – икона Церкви, ибо Церковь есть стояние у Креста». С радостью прочитав книгу, я спросил его о названии – почему «у стен», т.е. снаружи, а не внутри? (В книге было выражение: «… мы можем стоять у ее пречистых стен»). Он такого не ожидал и задумался. Потом сказал: «Ну, нет, конечно, в ней. Я имел в виду, что мы стоим у ее стен изнутри»1.
Размышляя потом над его ответом, я все-таки пришел к выводу, что для него реальность Церкви на земле выражалась более всего в святых – древних, тексты которых он так хорошо знал, и современных ему (с некоторыми он даже имел счастье общаться лично). Поэтому своим главным делом он считал свидетельство о них новым поколениям христиан, приходящим в Церковь часто «с нуля». Себя же самого он видел в числе стоящих только «у» ее стен. Не случайно эпиграфом к одной из его книг были строчки Блока: «…Те, кто достойней, – Боже! Боже! – да узрят Царствие Твоё!».
Может быть, это было следствием его отказа от призвания к священству, о чем ему ясно сказал духовный отец, последний оптинский старец Нектарий (об этом писал сам С.И.): «… если не пойдете – испытаете большие страдания». Страдал он, действительно, очень много и глубоко. Многолетние хождения по тюрьмам и ссылкам — само собой, но, мне кажется, можно сказать, что он и на свободе жил в атмосфере большой внутренней скорби. Этому, конечно, способствовали болезни и трудности в жизни его детей и его самого. Помню, как во время последней нашей встречи, кажется, за месяц до кончины, он, сильно физически страдая от болезни крови, когда ему очень сильно хотелось чесаться, превозмогая себя, глухо, с мукой, время от времени произносил: «Господи, помилуй! Господи, помилуй!» На его отпевании священник храма, где С.И. постоянно пел и читал на клиросе (что было для него самого огромной поддержкой и радостью), о. Андрей, уподобил его мученикам, о которых говорится в Апокалипсисе: «Это те, которые пришли от великой скорби…»
Еще при жизни С.И. сделал мне бесценный подарок – маленькое четвероевангелие, изданное в начале ХХ века, которое он чудом пронес через все лагеря и ссылки. Потом к нему добавился рукописный помянник, ранее принадлежавший его отцу, прот. Иосифу Фуделю, со многими именами. В числе поминаемых им за упокой – тогда еще не причисленные к лику святых оптинские старцы, митр. Киевский Владимир, замученный в 1918 г., митрополит Кирилл (Смирнов), епископ Афанасий (Сахаров), архимандрит Серафим (Батюков) и др. И еще – кожаный мешочек с землей из Иерусалима, которую он попросил меня высыпать ему на могилу.
Не могу не сказать и еще об одном прощальном подарке от С.И. В день его похорон, на поминках, я познакомился с Еленой Борисовной Муриной, женой известного искусствоведа, впоследствии академика РАН Дмитрия Владимировича Сарабьянова (+ 2013), тоже искусствоведом. Разговор с ней сразу решил все проблемы с моим поступлением на отделение теории и истории искусства исторического факультета МГУ. Полученное в итоге, верю, и по молитвам С.И., второе высшее образование во многом определило мою дальнейшую жизнь и церковное служение2.
***
Дополню воспоминания кратким рассказом о том, как была выполнена его просьба об иерусалимской земле. Так сложилось, что мешочек с ней я не захватил с собой на похороны Сергея Иосифовича: помешали волнение и спешка. А потом – не складывалось: до 90-х ни разу не было повода побывать в Покрове, а ехать только для того, чтобы высыпать на могилу горсть земли, казалось странным. Позже, не раз проезжая через Покров на автобусе во Владимир — Боголюбово со студентами нашего Свято-Филаретовского института, всегда заходил вместе ними в храм, где Сергей Иосифович исполнял служение чтеца, но на кладбище мы зайти не успевали. Кроме того, мы ездили зимой, возвращались в Москву поздно вечером, и могилу я боялся просто не найти. Так прошло … больше 30 (!) лет. Все это время мешочек стоял у меня перед иконами, ежедневно напоминая о просьбе его хозяина.
И вот, наконец, я узнал, что группа прихожан из Покрова занялась чтением книг Сергея Иосифовича и взяла на себя заботу о его могиле. Больше откладывать поездку было невозможно.
В начале июля 2011 года 25 паломников из Преображенского братства и 12 покровчан приехали на кладбище. После литии сделали углубление в могильном холмике, я с благоговением развязал мешочек – и замер. Поверх ожидаемой земли лежало что-то, завернутое в белую бумажку. В ней оказался нательный крестик Сергея Иосифовича с цепочкой и три маленькие металлические иконки! У меня буквально перехватило горло. Молча я показал находку всем стоявшим вокруг. Потрясение было общим…
То, что все произошло лишь тогда, когда на могилу для общей молитвы пришло много людей, заранее договорившихся об этом, конечно, не случайно. Ведь мы хорошо знаем, что там, где двое или трое (а лучше, если гораздо больше!) соберутся вместе во Имя Христа, Он сам будет посреди них. И близость Господа, и наша связь с Сергеем Иосифовичем переживались в тот миг с удивительной силой.
Пишу это не в оправдание своему многолетнему промедлению, но в радости от того, что Господь и человеческие немощи превращает в возможность воздать больше славы Ему и тем, кто Ему достойно послужил3.